Неоспоримая - Елена Тодорова

– Ты с ума сошел? – пораженно выдохнула девушка. – За что?

– Он, с*ка, хочет то, что принадлежит только мне, – откровенно заявил Аравин, медленно скользя языком к уголку рта и закусывая нижнюю губу. Опасный прищур стер с его лица всякие следы хладнокровия.

– Что за... Что за, блин, варварство, Аравин? – рассвирепела Сладкова, с силой толкнув его в грудь. – Артем – мой друг! Он пытался меня защитить, потому что ты вел себя, как чертов тиран, – сердито говорила она. – Стоя рядом со своей пассией, ты указывал мне, что делать! Никого не постеснялся. Обо мне не подумал! Я, черт возьми, не твой довесок! Начни, наконец, со мной считаться...

– Рита – не моя пассия! – огрубелым басом остановил ее Егор. – Ты вообще слышишь, что я тебе говорю?

– Знаешь, что? – надсадно зашипела Стася, пронзая его яростным взглядом. – Мне вообще по фигу! Я устала об этом говорить! Я устала об этом думать! Делай, что хочешь, черт бы тебя побрал!

Эти слова терпким ядом просочились в сознание Аравина. Разум отторгал их жестокий бескомпромиссный смысл. С бешенством отбрасывал в сторону. Гудел множеством вариаций действий. Но Егор силой их глушил. Концентрировался на эмоциях шумно сопящей перед ним Стаси.

– Лжешь, что плевать, – беспощадно уличил ее он. Дожимал до критической точки.

Реакция Сладковой была незамедлительной. Глаза полыхнули мерцающим малахитом. Брови от ярого недовольства сошлись на переносице. Стремительный негодующий вдох... и девичья ладонь хлестанула левую щеку Аравина. Жгучее пламя полоснуло кожу, но он этого будто не заметил. Сглотнул. Сжал челюсти.

Прицельно следил за Стасей.

– Конечно, лгу! – яростно закричала она. Ревность, как дьявольская червоточинка, успешно ела душу. Заставляла говорить, лгать, брать свои слова обратно, противоречить самой себе. – Не нахожу в себе силы смотреть на вас. Тебя и Риту, – в голосе неуправляемые волны дрожи и злости. Расплескивала эти чувства, исчерпав внутренние резервы самоконтроля. – Хоть убей меня, не могу!

– Напрасно, Мелкая. Напрасно, – голос Аравина звучал сильно, несмотря на то, что он ее, эту силу, сейчас не ощущал. – Повернут исключительно на тебе.

– Вот и ты зря бесишься, Егор. Хотя давно знаешь, что я тебя... Давно знаешь... – на волне злости не смогла договорить. – Душа горит от этих чувств. Но, закрывая глаза, я продолжаю идти. Ты считаешь: малолетка переменчивая. Думаешь так? А я не сверну, Егор, понимаешь? – отчаянно взывала к нему она.

И Аравин, тяжело вдохнув, выдал ответное признание:

– Не могу не беситься. Я ненавижу, когда ты с ним. Ненавижу, когда он касается твоих волос... твоей кожи... Все внутри меня полыхает яростью.

Гулкий ветер летел мимо Стаси. Земля под ногами плыла. Аравин бесповоротно разбередил душу. Сердце с лихими переменами билось в груди. Болезненно пульсировало. С трудом выполняло свою работу.

– Это все ненормально...

Егор был с ней согласен. Любовь, это эфемерное сатанинское чувство, должна быть легкой и радостной. Почему же они без конца отгребают горечь и боль? Часов счастья гораздо меньше. Но, бл*дь, они являлись такими основательными и мощными, что уже невозможно было отпустить из сердца.

– Я до сих пор не могу осознать то, что увидела там, на набережной... Каким я увидела тебя... – голос Стаси сломился, упал в своей высоте.

– Испугалась? – сипло спросил Аравин.

Девушка без промедления кивнула, и у него внутри все сжалось.

– Но не за себя.

– За у**ка этого? – едва не рыча, побуждал к развернутому ответу.

Стася отрицательно качнула головой.

– За тебя, Егор, – обхватила его лицо ладонями. – За тебя... Я... я... просто...

Девушку охватывала истерика. Фундамент треснул. Вот-вот посыпятся камни.

– Тише. Тише, Сладкая, – плавно скомандовал он, сжимая ее ладони и опуская их вниз.

Настал момент перестраивать. Направлять ее эмоции, помогая им излиться с наименьшей болью.

– Егор...

– Помолчи, принцесса, – закрыл ей рот ладонью, заставляя подчиняться и концентрироваться на его словах. Обхватывая второй рукой затылок, не давал пошевелиться. – Не нужно обо мне волноваться. Слышишь меня, Сладкая? Не стоит, – втолковывал, словно нерадивому ребенку. – Я кого угодно голыми руками в сечку покрошу. Потому что нет внутри меня жалости и человеколюбия, – голос нарочито стал жестче, размереннее. Не трудно было Аравину подбирать слова. Дав себе волю, ощущал, как они шли, словно бы самостоятельно, пропитанные задушенными чувствами. – Лишь ты стала исключением. Только ты, Стася, причиняешь настоящую боль. Абсолютное неудобство, – с каждым новым предложением высота его голоса поднималась. Речь оттенялась несвойственной ему быстротой. – Знаешь? Знаешь, почему тебя никогда не трону? Знаешь? Потому что люблю тебя! – свирепое надрывное признание. Выдохнул из себя. Вырвал для нее из черного звериного сердца. – Свободного куска внутри не осталось. Все ты захватила. Все!

Эти слова вторглись целенаправленно в сердце Стаси. Беспечно шаркая по живым тканям, вероломно обосновывались там. Прожигали изнутри. Ненадежный хрупкий нерв критически натянулся и пораженно лопнул. Целые фрагменты, смутные воспоминания выскользнули из него.